– Даст ли посол де Жеруар свое согласие, Анри? – спросил Андре.
– Да, он обязан мне многими услугами, деятельность нашей миссии здесь становится с каждым днем все эффективнее, и тот тайный визит Ёси, который вы обещали мне и который я обещал ему, состоится. Не так ли?
– Меня заверили в этом, – ответил Андре, чувствуя, как у него внезапно пересохло в горле. Райко поклялась, что он может рассчитывать на этот визит, что переданные ей тайные военные планы уже осели в головах доверенных посредников в Эдо, которые будут вести переговоры о вознаграждении. – Сначала Ёси должен прибыть назад, Анри, тогда мы сможет назначить дату. Мне обещано, что он поднимется на борт флагмана. У меня сегодня назначена встреча, и первая выплата как раз закрепит все дело.
– Я передумал насчет выдачи денег вперед. Лучше… – Андре открыл рот, чтобы возразить, и Сэратар повысил голос, – лучше подождать. Я решил, что лучше подождать! – Он отошел от окна, сел за стол и знаком предложил Андре сесть напротив, жест не был сердитым, но сама его гладкость пресекала всякие протесты. – Как только я буду точно знать, что он вернулся, вы сможете заплатить этим… этим посредникам.
– Но я обещал им деньги сегодня, вы же согласились.
– Ну так объясните, что я им не доверяю, – произнес Сэратар с пренебрежительной улыбкой. – Пусть они докажут, что им можно верить. Так я говорил, де Жеруар возьмет ее под опеку государства, Андре, и она таким образом станет частью государственной политики, а?
Сегодня вечером Андре ненавидел Сэратара, ненавидел, потому что тот был опасен и коварен и слишком много знал, слишком многое помнил и был абсолютно бесчувственен. Сегодня утром за завтраком Сэратар, прищурившись, пристально посмотрел на него.
– В чем дело, Анри?
– Ничего, у вас на шее появилось пятно, которого не было раньше, и я подумал, не… Как вы себя чувствуете, Андре?
Это заставило его в панике бежать к зеркалу в спальне, леденея от ужаса, что первый признак болезни проявился. С того самого времени, когда он начал встречаться с Хинодэ, он стал болезненно чувствителен к малейшим пятнышкам или самому легкому повышению температуры. В большинство из вечеров она раздевала его при свете, говоря ему, как ей нравится смотреть на него, касаться его, разминать мышцы или ласкать, ее пальцы и руки всегда были чувственными, но он все равно был уверен, что она отыскивала предательские знаки.
– Ни одного, пока ни одного, хвала Создателю, – пробормотал он своему раздражению, весь в поту от облегчения, что легкая краснота на шее оказалась всего лишь укусом насекомого.
– Андре, – продолжал говорить Сэратар, – сегодня за ужином мы должны вместе с ней разработать план. Я рекомендую, чтобы сразу после того, как государство возьмет над нею опеку, она переехала жить в посольство и… – Стук в дверь прервал его. – Да?
Дверь открыл Вервен.
– Послание от Варгаша, мсье. Мадам Струан сожалеет, но она чувствует себя недостаточно хорошо для ужина.
– Если она в достаточно добром здравии, чтобы проводить гроб, – вспылил Сэратар, – она, конечно же, могла бы выкроить и для нас время. Благодарю вас, Вервен. Андре, мы обязательно должны поговорить с ней до ее отъезда.
– Не беспокойтесь, завтра утром я первым делом повидаюсь с ней. Только ходят слухи, что она может задержаться. Полагают, что Хоуг высказался против морского путешествия, по медицинским соображениям; Небесный же Наш Скай открыто настроен против ее переезда в Гонконг.
Уголок верхней губы Сэратара пополз вверх.
– Мне этот человек омерзителен, он неотесан, груб и совершенно отвратительно британец.
Анжелика наблюдала за отходом клипера из апартаментов тайпэна наверху. Редкие прохожие видели ее в окне, потом спешили дальше, сырые и продрогшие, гадая, что с ней теперь станется. Одним из них был Филип Тайрер, вернувшийся на берег после доставки депеш на «Облако». Она выглядела такой одинокой, такой траурной во всем черном; раньше он никогда не видел ее в черном, она носила только весенние цвета. На мгновение он остановился, испытывая искушение заглянуть к ней, спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, но решил пройти мимо, до его встречи с Фудзико оставалось еще столько дел, месячная плата Райко за «прошлые услуги в ожидании заключения контракта», а потом еще урок с Накамой, который пришлось отложить из-за переписывания депеш и документов для сэра Уильяма.
Он простонал, вспомнив все фразы и слова, перевод которых хотел получить, и новую ноту Андзё, которую сэр Уильям специально отдал переводить Накаме не столько потому, что не доверял ему, сколько чтобы проверить реакцию японца на краткую, лишенную дипломатических прикрас, англо-саксонскую прямоту выражений. Хуже того, он заметно отстал со своим дневником и не успел написать еженедельное письмо домой. Что бы ни случилось, оно должно было отправиться с пакетботом.
С последней почтой его мать написала ему, что отец болен:
… ничего серьезного, дорогой Филип, обычный кашель и грудная немочь, которую доктор Фельд, как всегда, лечит кровопусканиями и слабительным. Мне жаль это говорить, но, как всегда, мне кажется, что это только еще больше ослабляет его. Твой отец всегда ненавидел ромашковый отвар и пиявок. Брр!
Эти доктора! Болезни и боль словно следуют за ними по пятам. Четыре дня назад твоя кузина Шарлотта собралась стать матерью, она легла в постель здоровее здорового. Мы договорились с повивальной бабкой, но ее муж настоял на том, чтобы роды принял доктор, и вот теперь у нее родильная лихорадка, и она вряд ли выживет. Малыш тоже постоянно плачет. Так печально, такая милая юная леди, ей нет еще и восемнадцати.
Новости из Лондона: новая подземная железная дорога, опять первая в мире, откроется через четыре или пять месяцев! Конные трамваи пользуются жуткой популярностью, и рождественский сезон обещает быть лучшим за все годы, хотя в некоторых фабричных городах рабочие бунтуют. Парламент сейчас обсуждает и примет закон, запрещающий всем тележкам без конной тяги двигаться быстрее двух миль в час, и перед ними должен идти человек с флажком и всех предупреждать!
Корь повсюду, много смертей, тиф в этом году не слишком свирепствует. «Таймс» пишет, что в Уоппинге и в районе доков опять вспыхнула холера, привезенная торговым кораблем из Индии.
Филип, я все же надеюсь, что ты плотно укутываешь грудь и носишь шерстяные носки, шерстяное белье и держишь окна закрытыми от ужасных хворей, коих множество витает в ночном воздухе. Твой отец и я хотели бы, чтобы ты вернулся в здравомыслящую Англию, хотя из твоих писем видно, что ты, кажется, доволен своими успехами в японском языке. Работает ли пенсовая почта (какое это чудо!) из твоих Японий так же хорошо, как от нас к тебе?